Актер Даниил Страхов прошлым летом снялся в фильме «Перегон», который в июле выходит на экраны. Мы попросили Даниила сформулировать 10 правил, которые он вывел для себя за прошедший год.
1. Возраст – это сила.
В «Перегоне» я играю капитана Лисневского – начальника транзитного аэродрома, расположенного на Чукотке. На моем герое огромная ответственность за все, что происходит на этом небольшом пространстве земли. Он в ответе за самолеты, за перегоны, за людей, за этих молодых летчиков, по сути, совсем мальчишек, которые только вчера покинули школьную парту и пошли воевать… Лисневскому всего 30 лет, но мне кажется, что он чувствует себя намного старше. В принципе, он – мой ровесник, хотя думаю, что 30-летний человек сейчас и 30-летний человек тогда, во времена Великой Отечественной войны, - это люди разного опыта и разного взгляда на мир. И в кадре, играя роль, я чувствовал себя старше своего возраста. Не скажу ничего нового: война людей меняет, они становятся старше, мудрее, взрослее и жестче. Поэтому мне нужна была внутренняя мощь, чтобы сыграть человека большого и сильного не только телом, но и духом. А капитан Лисневский – глыба. И что с ним происходит, вы увидите в кино сами, я не хочу раскрывать детективную линию картины.
2. Суета в кадре – лишнее.
Большую часть роли я либо встречаю самолеты, либо их провожаю. То есть в кадре меня много, а говорю я при этом мало. На съемках я шутил, что на этой картине у меня самое большое количество съемочных дней и самое маленькое количество реплик. Непросто передать характер человека через взгляд , молчание, поворот головы. Сначала меня тянуло на какую-то суету в кадре: покурить, поправить фуражку… Но потом понял, что задача в том, чтобы показать обыденность и однообразие военной жизни, которые заставляют забыть что бой и гибель рядом. Наш фильм не о смерти, не о военных баталиях. «Перегон» - история о людях, которые живут, любят и ненавидят в любых условиях, в том числе и военных. Это фильм о человеческих отношениях. Александр Владимирович Рогожкин (режиссер «Перегона». – «ВД».) как-то рассказывал, что кто-то подсчитал время, проведенное людьми на войне и вышло, что только три процента времени люди сражались, а остальное – занимали переезды и быт. Наш фильм об этом – об оставшихся девяносто семи процентах.
3. Полет без «бочек» - это скука!
Во время съемок, кажется, все актеры фильма «Перегон» успели полетать на наших Яках, изображавших «Аэрокобры». Мне же было сложно вырваться, поскольку я все время был задействован в кадре. Но один раз мне все же удалось это сделать. Было ощущение, что просто просидел в «Жигулях»… Или в «Запорожце», который летел и при этом страшно дребезжал. Мы час провисели в воздухе, и лишь под конец пилот сделал парочку «бочек», чем хоть как-то меня взбодрил. Странные ощущения: ты не успеваешь испугаться, но получаешь такой заряд адреналина! И тут же все заканчивается – ты понимаешь, что никуда не падаешь, и испытываешь чувство восторга.
4. Человек – это шкатулка. С кнопкой.
Мы с моим персонажем Лисневским в чем-то похожи. Мы оба одинаково закрытые люди. Представляем собой шкатулку, ключ от которой лежит внутри… Но в финале Лисневского «взламывают». Любого человека можно взломать. У каждого есть кнопка, с помощью которой это можно сделать… Я не люблю откровенничать. Мне кажется, это глупо – сидеть и серьезно рассуждать о себе, любимом. Моя жизнь не блестящая и не глянцевая. Я человек, слава богу, не одинокий, любимый и любящий. Но при этом не могу сказать, что окружен сонмом доброжелателей… Если вам кажется, что я благополучен, - это означает, что я правильно выстраиваю отношения с журналистами, вот и все.
5. Текст роли не требует зубрежки.
Точек, после которых мог бы случиться провал, в актерской карьере много. Вы спрашиваете, как я работаю над ролью… Каждый раз по разным правилам входишь в работу. Бывает, что текст не учиться вообще. Не потому что память плохая, а потому что в роли чего-то не понимаешь. Не нашел зерно персонажа. В этом случае надо тупо долбить текст. В случае с Лисневским проблем с запоминанием не было. И на озвучении обошлось без трудностей – приехал в Питер на один день и все сделал. Правда, фильм целиком не видел, так что сам очень заинтригован.
6. Пробы стоят одной беседы.
Не стану заявлять, что сериальный период в моей жизни закончился. Но мне никогда не будет стыдно за фильм «Дети Арбата». Да и за роль в «Бедной Насте» тоже. Не могу упрекнуть себя в халтуре. Конечно, хочется играть не только в сериалах, но в большом кино. Настоящем. Я был рад, когда меня вызвали на переговоры с Рогожкиным. Помню, ехал в поезде Москва – Петербург и ночь не спал. Волновался. Рогожкин ведь даже не устраивал пробы. Он просто два часа поговорил со мной о мироздании, философии, политике – о чем угодно, только не о кино! В тот же день я забыл содержание нашей беседы – был в состоянии комы, так волновался. На следующее утро мне позвонили и сказали: «Вы утверждены». Потом уже я выяснил, что режиссер обо мне ничего не знал и до нашей встречи меня нигде не видел.
7. Умные не спорят.
Как история не терпит сослагательного наклонения, так и съемки у Рогожкина не предполагают каких-то споров. Рогожкин не то что авторитарен – он молчаливый диктатор. Но не воинствующий, а просвещенный! Такое впечатление, что он с самого начала все знает про свою картину. Но разговаривать с тобой о ней не будет, потому что ему это уже не интересно. Он все обдумал, все проговорил внутри себя, и ему осталось только воплотить… Впервые в жизни я почувствовал себя актерским пластилином. Я абсолютно ему доверился. Не «мы» снимали сцену – он ее снимал! И мало того, любые мои вопросы вроде «А что? А зачем?» - наталкивались на очень интеллигентный, но жесткий ответ из уст Александра Владимировича: «Даниил, ну вы же умный человек. Вы же читали этот сценарий, там все написано». Кстати, сценарий «Перегона» можно издавать отдельной книгой. Он как хорошая пьеса, в которой все есть. Нужно только достать. В первые съемочные дни мне было очень непросто. Нужно было научиться понимать, что режиссер хочет, но без особых усилий с его стороны. А я сначала даже не понимал, доволен ли он отснятым кадром или не доволен. Каждый раз Александр Владимирович произносил одно и то же: «Следующий кадр». А что за этой фразой стояло? Означала ли она, что «этот кадр хорошо сделан», или что «бесполезно работать с этим бездарным актером и лучше перейти к следующему кадру?» Но под конец съемок я все же начал понимать его без слов. Вообще, возможность наболтаться обо всем с режиссером, может, и не настолько необходима, как это кажется. На каком-то этапе я научился ловить кайф от того, что мы разговариваем мало, но при этом дело делается. Это такое волшебство, с которым я никогда раньше не сталкивался.
8. Лиха беда начало.
Финальную сцену мы снимали в самом начале работы над фильмом. Километров за 150 от Мурманска, за Полярным кругом – в тундре, в поселке «Заполярный». Природа тех мест поразила мое воображение, там все другое. Другое небо. Другая земля. Другая вода. Другие люди. Мы снимали во время долгого полярного дня. Солнце не садиться. Ощущение полного безвременья. Люди не ложатся спать до четырех, до пяти утра. Бродят по улицам. Нечего делать – там нет ни дискотек, ни других развлечений. И при этом они не пьяные. Это меня поразило вдвойне. Я порадовался за крепкую местную заполярную семью, которая держит подрастающее поколение в жестких рамках… Так вот, я отвлекся. Там мы снимали финальную сцену, и она сначала не получилась! Я не сыграл слом, который происходит в моем герое, не смог. Мы снимали не в хронологическом порядке, и это были самые первые съемочные дни. Я еще не вошел в роль, в процесс… И игра в молчанку с Рогожкиным тоже еще не состоялась. В результате через полтора месяца, сняв весь фильм, уже в Великом Новгороде мы вернулись к неудавшейся финальной сцене – и все получилось.
9. Некоторые люди созревают позже.
Из МХАТа (где я учился у Авангарда Леонтьева) в Щуку я перешел потому, что еще на вступительных экзаменах Евгений Рубенович Симонов очень хотел меня взять, но не смог. И я поступил в Школу-студию МХАТ. А спустя год, когда Симонова не стало, мне позвонили из деканата и сказали, что можно перевестись. И я перевелся. Учился тяжело. Не понимал ни себя, ни своих учителей, ни того, что они от меня хотели. Я не понимал, что делать на сцене, куда девать руки, ноги… Я был как теленок на льду! И таким вот теленком, который не знал, где у него хвост, а где голова, я закончил театральное училище. Ничему такому особому я не научиться так и не успел. Начал понимать и ощущать себя только лет с 24. Так бывает. И не у меня одного. У каждого свое время созревания. У большинства людей этот период приходится на 20 лет, у других на 25, 30… Для меня сейчас время более интересное, чем было лет 10 назад. Вся наша жизнь состоит из ситуаций, которые мы сами себе создаем. Все наши проблемы – это результаты тех нарывов, которые есть в душе у каждого. Когда это проходит, тогда и проблемы исчезают. Но без боли не бывает искусства. В этом смысле я не из тех, кто считает, что жизнь – сплошная череда удовольствий.
10. Москва и москвичи.
Как коренной москвич, я люблю Гоголевский бульвар, нигде больше в Москве я так не отдыхаю душой. К сожалению, давно там не был. Москва – суетливое место. И люблю я Москву больше всего, когда уезжаю из нее. Недельки через две я начинаю скучать по дому, семье, друзьям… Но вообще Столица больше расстраивает, чем радует. Нет камерности, домашности, как в «Покровских воротах», теплоты. Хотя город, наверное, не виноват – другое время, иные ритмы. Я вряд ли смог бы жить в другом месте. Мне всегда хочется сюда возвращаться.
Ирина Виноградова
Журнал "Ваш Досуг" № 25 (29 июня 2006 г)
ЭТО ЗАЛЕТ
Фронтовая трагикомедия Александра Рогожкина «Перегон» перекраивает неофициальный гимн советских военных летчиков на свой лад: здесь первым делом – девушки, ну, а самолеты – потом.
В 1943-м на тыловом чукотском аэродроме маются от безделья три десятка молоденьких, только из училища, пилотов. Изредка просыпается и буянит контуженый комендант – грандиозный выход Алексея Серебрякова. Он появляется уже пьяный, с воплем «Зажрались, крысы! Всех в окопы!» и не просыхает почти до финала. За порядком присматривает политрук и плечистый красавец капитан (сериальная звезда Даниил Страхов). Чукотские чернорабочие возятся с техникой. Есть даже пара женщин – кухарка и переводчица. Все ждут, когда по лэнд-лизу пригонят американские истребители. И дожидаются. На аэродроме появляются хищные на вид, но технически несовершенные самолеты, а вместе с ними 12 американских летчиков, один из которых в небе обделался от испуга. Русские смеются, ведут гостя в сортир и показывают, как это делается в СССР – типа, лучше уж не штаны, а в деревянное очко. Тут-то и выясняется, что за штурвалами были девушки… И вот уже наши пилоты танцуют с американками фокстрот и учат «американский язык», не забывая, впрочем, что флирт с иностранками запросто может сойти за измену Родине. Кажется, что «Перегон» - логическое продолжение прошлого фильма Рогожкина «Кукушка». Вот только Кукушка разыгрывалась на троих, а Перегоне героев около сорока, и чтобы никто из них не затерялся, каждому придумано по истории. Кухарка садиться на колено комиссару и сообщает, что «она от него тяжелая». Смышленый чукотский паренек налаживает бартер с американцами. Курносый советский пилот флиртует с веснушчатой американкой. Даже молочный поросенок Тарасик становиться важным драматургическим рычагом. Такие многоугольные композиции сейчас модно разглядывать с изнанки (как в голливудских «Магнолии» и «Столкновении»), а разглядев, делать смелый вывод о том, что все в этом мире повязаны. Жизнь на «Перегоне» кипит. Но это кипение всегда остается за кадром. Как о размерах упавшего в воду предмета можно только догадываться по расходящимся по глади кругам, так и главные сюжетные повороты «Перегона» приходится угадывать лишь по случайным репликам – почти вслепую. Эту неочевидность сюжета Рогожкину ставят в укор – кому же понравиться, когда его водят за нос. После премьеры на «Кинотавре» режиссеру задавали лобовые вопросы: ну, и как все вообще распутывается-то? В ответ он лишь отмалчивался и разводил руками. Действительно, незачем повторятся: разгадки в «Перегоне» даны, надо просто смотреть внимательнее. Хотя это, конечно, немного устаревший прием – не просто впаривать аудитории зрелище, а еще и взамен что-то просить.
Кирилл Алехин.
Журнал "Ваш Досуг" №25 (29 июня 2006г)