Главная
Новости
Афиша
Фото
Театр
Кино
Видео
Пресса
Форум
Гостевая

 

Даниил Страхов: "Театр - это не новости в праймтайм"

- Даниил, как вам кажется, почему сегодня вновь возникает интерес к музыкально-поэтическим композициям?

- Нет, это будет полноценный спектакль. Поэзия со сцены меня никогда не интересовала как зрителя, но когда возникло это предложение, оно меня сразу завлекло как участника. Компания оказалась дружеской и теплой, и после проекта «Магия музыки, магия слова», где в течении двух часов со сцены звучат оригинальная музыка Алексея Айги, стихи Давида Самойлова, Иосифа Бродского, Саши Черного, Бориса Рыжего, Бориса Пастернака и многих других, это сотрудничество показалось мне (и не только мне) столь перспективным, что возникла идея сделать «Евгения Онегина».
Вообще традиция воплощения «Онегина» в опере, если говорить про музыкальную составляющую, существует по каким-то определенным, уже устоявшимся законам, а нам захотелось подойти к этому произведению иначе. Сейчас мы в середине этого процесса, и сложно говорить о том, каков будет результат. Еще не вполне понятно, как мы все это совместим с видеоисториями, которые специально снимаем для спектакля, и насколько все это будет органично, чего бы, конечно, очень хотелось и к чему мы очень стремимся.

- Можно сказать, что это некий коллективный труд?

- В конечном счете – да. Это компания единомышленников, которые каким-то волшебным образом (я сужу по «Магии») не превращаются на финальной стадии в «лебедя, рака и щуку», не тащат все это в разные стороны и не разваливают историю. Парадоксальным образом она собирается в нечто целостное. Несмотря на то, что у нас нет жесткого режиссерского диктата со стороны Наташи Семеновой, и несмотря на то, что мы все люди очень разные. Изначально выбор Сергея Шнырева на роль Ленского был для меня неожиданным. Выбор Иры Пеговой на роль Татьяны – парадоксальным. Но потом мне показалось, что как раз здесь может прятаться решение.
И вовсе не значит, что это материал «на сопротивлении». Это, в первую очередь, история не про XIX век, это не история «в кринолине, напротив, это история современных людей, живущих в современном мире, которых любовь и обстоятельства жизни разорвали на части. Это история не про неких условных и абстрактных прадедов, живущих какими-то своими страстями. Нет, «Онегин» - это история про нас.

- Все остальные участники проекта – актеры МХТ, не трудно было влиться в эту «команду»?

- Я об этом никогда не задумывался. Так сложилось, не более того. Мы все – «из одного цеха».

- Алексей Айги уже написал музыку к этой истории?

- Пока таится. При всей своей простоте и демократичности в общении это космический человек. И с ним очень комфортно работать. Он настолько прост в общении, насколько и талантлив.

- Смотрели ли вы другие современные постановки «Онегина»?

- Для меня первоисточник – самое главное. А литературоведение – возможное подспорье. Это мне, скорее, важно, чем чье-то сегодняшнее прочтение. Зачем мне записывать себе на подкорку чужие удачи и промахи? Мне в этом смысле достаточно работы с текстом и самим собой. Я не люблю ходить в театр, в кино. В театры ходить иногда просто необходимо, особенно когда приезжают те режиссеры (на Чеховский фестиваль, допустим), которых по-иному увидеть практически невозможно, и ты, конечно, пользуешься этим случаем, несмотря на дороговизну билетов. Но вообще я домосед и не люблю шумное общество.

- Готовясь к «Онегину», вы читали «Прогулки с Пушкиным» Синявского или при подготовке к роли не «заходили» так далеко?

- Я, разумеется, читал «Прогулки с Пушкиным», комментарии Лотмана. И «В тени Гоголя», когда мы семь лет назад выпускали «Ревизора» на Малой Бронной. Я действительно люблю заходить в материал с хорошей «артиллерийской» поддержкой серьезных глубоких авторов, которые на эту тему что-то писали.
Всем известно, что «Ревизора» Гоголь написал с подачи Пушкина. И «В тени Гоголя» - это была одна из тех книг, которая навела меня на мысль о том, чтобы заканчивать первый акт «Ревизора» и четвертое действие – отъезд Хлестакова – одной и той же видоизмененной репликой Александра Сергеевича: «Ай, да Пушкин! Ай да сукин сын!». В устах Хлестакова эта реплика звучит так: «Я – Пушкин, я – сукин сын, я – человек», «Человек» - это я уже добавил от себя, потому что моя интонация Хлестакова заключается в том, что Хлестаков, в момент его появления в городе N, человек, не осознавший своих талантов, человек, не верящий в свои силы, при этом, разумеется, стремящийся к чему-то такому, что позволяет ему пустить пыль в глаза окружающим. Все артисты немножко Хлестаковы, а кто-то – даже более чем…

- А вы – «немножко» или «более чем»?

- Когда ты начинаешь заниматься актерским ремеслом в 17 лет, ты Хлестаков, наверное, на 100 процентов. Тебе нечем восполнить эту зияющую пустоту внутри себя, потому что ты всего-навсего сосуд, пусть и звенящий, но абсолютно пустой, ничем не наполненный. Но когда тебе 40, ты либо надеешься, либо действительно чем-то наполняешь его.

- И все-таки – почему ваш Хлестаков говорит: « Я – Пушкин»?

- Эту фразу я придумал и убедил режиссера в ее правомерности, потому что Хлестаков, которого я играю, за эти четыре акта начинает осознавать себя как человек, способный на что-то. До этого это просто некий «бульон» из шалостей, страстей, попыток заполнить чем-то свою пустую жизнь. А тот аванс, который дали ему эти милые жители города N, открыли его и дал ему возможность начать какую-то другую жизнь.

- А вы часто убеждаете режиссеров что-то изменить в их замысле?

- Это же всегда диалог, и мы занимаемся коллективным делом. Но, разумеется, все зависит от конкретного случая. Когда я снимался у Сергея Владимировича Урсуляка, это была, скорее, тотальная режиссура и диктат, но в дружеской форме. За этим никогда не было самодурства или невнимания к актеру. Он ведь сам актер и актеров очень любит. У Рогожкина в «Перегоне» был написан самим режиссером настолько блистательный сценарий, что ему даже не приходилось особо мне объяснять, что нужно делать. Сейчас я снимаюсь в интересной истории под рабочим названием «Знахарь», и с режиссером Ярославом Мочаловым у нас очень хорошие, профессиональные, дружеские отношения. Мы почти ровесники, он немногим старше меня. Мне хочется верить, что это такое сотрудничество актера и режиссера, когда каждый из нас не боится и предлагает другому пробовать разные варианты. И это диалог, который на данный момент, хочется надеяться, приносит свои плоды.

- Вы как-то говорили, что вы – «актер Голомазова». Вы были у него в Театре Гоголя, сейчас – на Бронной. Какие-то постановки с ним еще планируются?

- А я говорил, что я – актер Голомазова? Возможно, это интерпретация журналистов, а может быть, время нас меняет. Конечно, это не значит, что у нас с Сергеем Анатольевичем плохие отношения, они – замечательные, рабочие. Но, тем не менее, на протяжении последних семи лет после «Ревизора» мы с ним вместе не работали. И, несмотря на то, что регулярно возвращаемся к обсуждению каких-то новых проектов, ни во что конкретное это пока не вырастает. За это время я выпустил спектакль в театре Et Cetera «Драма на охоте», который поставил Антон Яковлев. Вышел спектакль Павла Сафонова «Оркестр» по пьесе Жана Ануя.

- А вы смотрели другие интерпретации «Варшавской мелодии»?

- Разумеется, никого, кому 40 и больше, не минула возможность посмотреть «Варшавскую мелодию» с Ульяновым и Борисовой, потому что ее постоянно показывали по телевизору в советские времена. Но специально я ничего не смотрел, и уж тем более постановок, которые идут параллельно с нашей «Варшавской мелодией». Наша «Мелодия» идет уже 8 лет, мы ее сыграли не меньше 140 раз. Спектакль живет своей жизнью, развивается, надеюсь. Сейчас он мало похож на то, чем он был вначале. Когда мне говорят: «Мы видели ваш спектакль на премьере», могу ответить лишь: «Ну да, странно, что помните…». Сейчас это другая работа. С каким-то нашим взрослением и взрослением этой пьесы внутри нас спектакль что-то приобрел. Мне кажется, он стал интересней, чем был изначально.

- Является ли для вас театр местом, где можно укрыться от реальности?

- Для меня театр – это место работы. Это не место, где можно укрыться от дождя или еще от какой-то иной непогоды, - это площадка, на которой у тебя есть возможность что-то сделать…

- Мир «вокруг» театра как-то влияет на атмосферу «внутри»?

- Если театр живой, он должен быть «светоотражателем» того, что происходит в мире в данную секунду. Но театр – не новости в праймтайм, нужна режиссерская воля, желание не только отразить реальность, но и создать свою собственную. Но мне не близка современная драматургия. Отчасти именно поэтому мы с Голомазовым в последнее время не совпадаем.

- Вы не ведете свои страницы в соцсетях?

- Не хочу показаться ханжой, но все это размывает профессию. По крайней мере, меня это разрушает. Я, напротив, избегаю внимания, а не ищу его. Мне достаточно того, что я и так на виду. Мир живет по своим законам, да, понимаю. Это его личное дело. Я как-нибудь сам.

- Для вас чье мнение ценнее – профессионального сообщества или зрителей?

- Для меня ценнее свое мнение. Оно в каком-то смысле и самое строгое. И мнение близких мне людей. После премьеры «Исаева» мне не позвонил никто, ни один человек из профессионального сообщества. Ни с критикой, ни с добрым словом, ни с чем. И как ориентироваться на сообщество? Оценить свою работу как полное фиаско? Да, тогда мне это было странно, но в какой-то временной перспективе этот случай (как пример) научил меня не зависеть от чужого мнения и даже от его отсутствия, заниматься профессией вне этого. Модильяни писал картины не только для того, чтобы купить себе кусок хлеба, хотя и для этого тоже. Но он просто не мог не писать. Я себя с ним не равняю, но к тому, что ты занимаешься своей профессией не для кого-то, а исключительно для себя. Просто потому, что не можешь этого не делать.

- А что помогает восстановиться, вернуть себе равновесие? Книги или музыка? Или что другое?

- Всегда по-разному. Скорее, любая возможность «отстегнуться» от Москвы, от города, уехать за город. И там уже все что угодно может быть: и книга, и музыка, и просто камин. И прогулка с собакой по лесу, забывание телефона где-то в куртке, когда вспоминаешь об этом только поздно вечером.

журнал "Театрал" № 11 (154), ноябрь 2017 г.
Автор: Мария Михайлова
Фото: Владимир Кудрявцев